Интервью главы Росрыболовства отраслевому изданию Fishnews

Интервью главы Росрыболовства отраслевому изданию Fishnews

Заместитель министра сельского хозяйства России – руководитель Росрыболовства Илья Шестаков подвел итоги 2018 года в интервью Fishnews.

R92A0015

– Илья Васильевич, в 2018 году отрасль преодолела еще один знаковый рубеж – 5 млн тонн, красивая цифра. За счет чего удалось достигнуть таких результатов? Остаются ли возможности дальнейшего роста добычи?

– Результата удалось добиться прежде всего благодаря труду наших рыбаков и действиям рыбопромышленных компаний, связанных в том числе с наращиванием мощностей по флоту. Безусловно, в общий вылов серьезный вклад внесла рекордная лососевая путина, где в нашу пользу сыграло много факторов – и климатических, и гидрологических. И если учитывать, что пришла в большом количестве горбуша, а мы знаем, что этот вид лососевых наиболее быстро реагирует на меры регулирования и сохранения, то здесь большая заслуга и ученых, и инспекторов рыбоохраны. Последние годы нам действительно удалось находить оптимальный режим с точки зрения заполнения нерестилищ и соблюдения баланса интересов рыбопромышленников и воспроизводства.

Большая организационная работа была проделана федеральными органами исполнительной власти, с которыми мы сотрудничаем. Имею в виду снятие излишних ограничений. Мы постепенно убираем все больше и больше барьеров, связанных с вопросами пересечения государственной границы, которые мы отрабатывали вместе с Погранслужбой и рыбаками, и с излишним администрированием в порту. И конечно же, такие важные меры, как работа наших координационных штабов в период каждой путины, я считаю, тоже сыграли определенную роль. Мы с рыбаками плотно взаимодействовали по обеспечению вылова сардины–иваси и скумбрии, что повлияло на общий результат.

Если говорить о перспективах, то они есть, потому что мощности будут только прирастать. Мы ожидаем, что с конца 2019 года – начала 2020 года начнут работать суда, которые строятся под инвестиционные квоты. Кроме того, у нас есть хороший задел по объектам, которые сейчас недоиспользуются, – это опять же пелагика. Многое будет зависеть, в том числе от лососевой путины 2019 года. Будем надеяться, что положительную динамику нам удастся сохранить.

В наступившем году мы планируем ввести в ОДУ новые объекты по итогам научных исследований, проведенных по перспективным глубоководным видам. Это достаточно неплохие объемы.

– А конкретнее? О каких объектах идет речь?

– В основном это краб ангулятус, которого мы целенаправленно в соответствии с программой изучали, там большой объем. Вполне возможно, что в 2019 году мы введем его в ОДУ, а в 2020 году этот ресурс будет выставлен на аукцион. Поэтому в целом ожидания достаточно хорошие.

– Даже несмотря на наметившийся тренд на снижение по минтаю и по треске – нашим базовым видам?

– Даже несмотря на это. Конечно, заместить треску для Северного бассейна будет достаточно сложно, поэтому на севере объемы добычи сократятся. Но мы считаем, что все–таки за счет новых объектов вполне возможно, что планку в 5 млн тонн нам удастся в следующем году сохранить. Хотя это будет зависеть от множества факторов.

– Уходящий год запомнился целым рядом важных событий, но центральным из них, безусловно, стала многомесячная кампания по перезакреплению долей квот за пользователями на 15 лет. Можно ли сказать, что она завершена успешно, и какую оценку вы бы поставили федеральному агентству по ее итогам?

– Период, связанный с проведением кампании, получился сложным, потому что выявлялось очень большое количество несоответствий в рамках договорной базы, которая была у Росрыболовства и пользователей. Приходилось по сути на ходу принимать решения и исправлять ляпы, допущенные в предыдущие годы. Но с учетом этого нам удалось, прежде всего, не допустить каких–то серьезных проблем. И насколько мне известно, рыбаки удовлетворены тем, как прошла договорная кампания. Если вначале переживали, что этот процесс будет непрозрачным, непонятным для бизнеса, то эти опасения не оправдались. В рабочих группах и комиссиях участвовали представители от общественности. Никто кулуарно ничего не решал. Все было открыто. Думаю, что это большое достижение.

Оценки ставить – сложное дело. Работа была изнурительная, люди работали и в выходные, и по ночам. Но при всей нервной подготовке и прохождении этой кампании, еще раз хочу сказать, что у нас не возникло ни одного скандала. Поэтому мне кажется, что на четыре с плюсом – на пять мы эту кампанию прошли.

– Другая ключевая тема – механизм инвестиционных квот, эффект от которых мы наконец увидели не только на уровне документов. Как вы оцениваете ход реализации этой программы? Кто и каким образом контролирует ее исполнение?

– Программа идет очень хорошо с точки зрения и объемов инвестиций, и заявленных проектов, особенно по судам. Мы видим, что предприятия действительно собираются строить современные суда с перерабатывающими мощностями. После окончания программы, думаю, российский рыбопромысловый флот станет одним лучших в мире.

Существует еще ряд вопросов, которые требуют дальнейшей наладки в части нашей внутренней работы, работы комиссии Минпромторга и большой, общей комиссии. Потому что понятно, что жизнь идет, и предприятия хотят частично изменить проекты, их модернизировать. Есть вопросы, связанные с изменениями земельных площадок ввиду определенных особенностей. Здесь, нам кажется, надо дать полномочия комиссии по возможности рассмотрения таких вопросов.

Кроме того, остаются вопросы непосредственно к приемке–сдаче береговых перерабатывающих заводов. Как мы предупреждали, поскольку четких критериев там быть не может, есть опасения, что вместо заявленных целей мы получим заводы, которые не в полной мере отвечают требованиям к инвестиционным проектам. Поэтому в 2019 году мы планируем вносить изменения в правовую базу по инвестиционным квотам именно по этим направлениям.

– А вы успеете с этими изменениями? Ведь в этом году как минимум по судам комиссии уже придется принимать готовые объекты.

– В части судов все гораздо проще. Но даже если мы не успеем формализовать эти отношения, а увидим, что проект не соответствуют тем требованиям, которые были заложены, тогда будем привлекать правоохранительные органы с просьбой провести проверку соответствия.

– Но последнее слово – принимать завод или нет – останется за комиссией?

– Последнее слово, безусловно, за комиссией. Но у нее должны быть четко регламентированные полномочия. А здесь существует определенный пробел. Однако при этом у Росрыболовства есть соглашение, в котором все четко прописано. Мы определим путь, по которому компании, которые будут пытаться использовать инвестквоты, при этом не реализовав свои инвестиционные проекты в том виде, в каком они их заявляли, не будут допущены непосредственно до выделения квот на вылов.

– Перед Новым годом на федеральных телеканалах вышло несколько сюжетов по крабовой теме, в которых весьма негативно оценивалось состояние этого сектора. В первую очередь речь шла о значительных объемах браконьерской добычи краба. Насколько серьезна эта проблема и действительно ли отраслевая система мониторинга не позволяет контролировать ситуацию?

– Очевидно, что при подготовке сюжетов не разобрались до конца в положении дел в отрасли. Если говорить именно об отраслевой системе мониторинга, то, разумеется, система работает, и весьма эффективно. На рыболовецких судах обязательно установлены технические средства контроля, капитаны ежесуточно подают судовые донесения о том, какой объем продукции выловили и переработали. В случае отключения ТСК капитан обязан сообщить об этом в Пограничную службу. И если пограничники видят, что вдруг кто–то отключил систему позиционирования, то всегда могут проконтролировать и узнать, что происходит. Немаловажно, что за намеренное отключение ТСК предприятию грозит лишение квот.

Кроме того, у России с государствами – крупными потребителями российского краба, в первую очередь с Южной Кореей, КНДР, Китаем и Японией, заключены соглашения о противодействии ННН–промыслу. По договоренностям, в портах этих стран судно может выгрузить только ту крабовую продукцию, на которую есть сертификаты законности происхождения, эти документы выдаются территориальными управлениями Росрыболовства на основании данных о вылове.

– В фокусе внимания остается и вопрос по крабовым квотам. В октябре на заседании Общественного совета вы говорили, что предложения по крабовым аукционам будут представлены в правительство до 31 января. Это будет уже разработанный законопроект?

– Думаю, когда сроки придут, мы увидим, в каком виде эти предложения поступят. Еще есть время.

– И как на ваш взгляд, будут дальше развиваться события?

– Для того чтобы это спрогнозировать, надо, чтобы было принято соответствующее решение. Будем исходить из него.

– Грядущее акционирование ФГУП «Нацрыбресурс» вызвало неоднозначную оценку бизнес–сообщества. В какие сроки вы планируете завершить этот процесс?

– Надеюсь, что в 2019 году нам удастся этот федеральный закон принять, а с 2020 года приступим непосредственно к объединению. Что касается реакции, мне кажется, она в большей степени вызвана непониманием самого процесса. И почему–то больше всего вопросов, судя по комментариям, появилось у тех предприятий, которые арендуют у государства причальные стенки. Вероятно, они просто попытались воспользоваться этой возможностью, для того чтобы, как и были у них планы когда–то, приватизировать причалы, не понимая того, что здесь идет смена организационной структуры, а не смена формы собственности.

Не думаю, что у рыбаков возникли большие сомнения, но мы свою позицию четко разъяснили. И насколько я вижу, кроме портовиков ни у кого больше вопросов в части реорганизации нет.

– То есть предприятия напрасно опасаются за судьбу договоров, заключенных с Нацрыбресурсом?

– Просто портовики пытаются под определенный информационный повод добиться своих целей. Они понятны – забрать причальные стенки у государства, но в этой части мы их не поддерживаем. А в остальном, конечно, им нечего опасаться. Все договорные отношения, все обязательства, которые существуют у Нацрыбресурса и у них перед Российской Федерацией, должны будут исполняться. И мы здесь никаких рисков для арендаторов причальных стенок не видим.

– А почему был выбран именно такой вариант реорганизации – со слиянием трех разнопрофильных учреждений?

– Создается мощная государственная структура в отрасли рыболовства, которая может решать разноплановые задачи, в том числе те, что по одиночке каждой организации не под силу. Реорганизация дает возможность объединить усилия, объединить внебюджетные средства для направления их на эти цели. К тому же форма акционерного общества в большей степени позволяет работать с коммерческими организациями в части реализации новых инвестиционных проектов. Это одна задача.

И вторая задача. В свое время мы поставили перед всеми нашими бюджетными учреждениями цель: они должны нарастить объем внебюджетных доходов. У того же Главрыбвода, когда он был разрозненный, внебюджетные доходы составляли 100 млн рублей. После объединения за год объем вырос до 1,5 млрд рублей, сейчас уже это порядка 2 млрд рублей. В следующем году, возможно, будет еще больше. За счет внебюджетных доходов мы даже частично финансируем государственное задание, которое они получают.

По методике Минфина, если уже такой большой объем внебюджетных доходов, то необходимо переходить из бюджетного учреждения в какую–то иную форму, потому что у нас по сути скоро 50% доходов будет поступать из внебюджетных источников. В этой части Главрыбвод развивается очень активно. В Нацрыбресурсе и в ЦСМС тоже серьезные подвижки идут по динамике внебюджетных источников. Мы считаем, что это вполне нормально. Тем самым бюджетные средства быть могут в большем объеме направлены в том числе и на рыбоохрану, и на науку.

– Выходит, одна из целей реорганизации – это сократить бюджетные расходы?

– И это в том числе. Но это не единственная цель. Основная цель – это все–таки активное развитие новых направлений, важных для отрасли проектов.

– На последнем заседании правкомиссии вице–премьер Алексей Гордеев отметил, что нужно будет развести определенные госфункции, которые выполняют эти организации, и коммерческую деятельность. Каким образом это будет сделано?

– Это было опасение Федеральной антимонопольной службы, что если есть госфункции, то их надо развести. Но никаких госфункций в этих учреждениях нет.

Госуслуга – это, например, выдача разрешений, но ни ЦСМС, ни Нацрыбресурс таких решений не принимают. Это компетенция территориальных управлений либо центрального аппарата Росрыболовства. Поэтому в том смысле, как мы поняли ФАС, госуслуг там не предоставляется. Сегодня эти госпредприятия оказывают определенные услуги компаниям, какие–то платно, какие–то бесплатно, но то же самое может делать любая коммерческая организация. Пожалуйста, мы же никого не ограничиваем.

– На правкомиссии также прозвучало предложение ФАС привязать размер ставок сбора за ВБР к способу получения долей – на конкурентной или неконкурентной основе. Как вы относитесь к такой идее?

– Мне, честно говоря, уже сложно все это комментировать, потому что эта идея не проработанная, с листа что–то заявляется: давайте сделаем это или это. Не хочется так говорить, но раньше, когда жаловались, что много законов принимается, употребляли слово «нормотворческий», а здесь какой–то «аукционный». Все–таки надо сначала какую–то цель определить.

На самом деле очень корректно, мне кажется, было высказано там же, на заседании правкомиссии, что у ФАС есть своя определенная ниша и зона ответственности. А вопросы, связанные с тем, как вести государственное регулирование в отраслях экономики, на мой взгляд, все–таки должны решаться отраслевыми регуляторами, которые и должны давать основные предложения. Иначе будет не совсем правильно. Это то же самое, если мы сейчас начнем писать изменения в 44–ФЗ или какие–то, не касающиеся нас, федеральные законы.

– А какова позиция Росрыболовства по другой инициативе ФАС – ограничить объем ресурсов у одной компании 50% квоты в одной подзоне?

– В этой части мы, кстати, с ФАС активно работаем. Эта инициатива как раз находится в их зоне ответственности. И за исключением ряда положений мы согласовали им этот подход. Не видим здесь проблематики с точки зрения организации рыболовства. Наверное, хотя бы такая конкуренция на бассейне по определенному набору видов водных биоресурсов должна быть.

Обсуждалось, будет ли это в целом применимо к бассейну либо к конкретной подзоне, но вроде вышли к тому, что это будет бассейн. Потому что есть подзоны, где у нас по какому–либо виду ресурсов и 100% может принадлежать одной компании, если это недовостребованный объект или объем вылова там настолько незначителен, что, если его разбить на трех пользователей, экономически неэффективно будет вести промысел.

– Именно на бассейне, не в подзоне?

– На бассейне, потому что, если взять на Дальнем Востоке какую–то маленькую подзону, где по некоторым объектам вылов будет небольшой, получится, что мы искусственно должны создать какого–то конкурента, которого нет и, может быть, не будет никогда. И в целом антимонопольное законодательство заключается в возможности влияния на рынок, на ценовую ситуацию. Но у нас подзоны в большей степени распределены по биологическому принципу, нежели по экономическому.

– А не получится так, что даже в рамках бассейна по некоторым ресурсам, которые добываются в небольших объемах, получится превышение уровня в 50%?

– Не думаю, что какие–то сложности возникнут. Это востребованные ресурсы. К тому же речь не идет о том, чтобы эти требования распространялись на все подряд объекты промысла. Мы считаем, что должна быть некая специфика. В любом случае, если увидим такие–то коллизии, будем их отдельно с коллегами обсуждать.

– К 1 октября 2019 года Росрыболовство должно завершить мероприятия по реорганизации системы научно–исследовательских институтов. На каком этапе сейчас эта работа? Каким образом будет выглядеть схема управления отраслевой наукой, в том числе флотом НИС?

– Сейчас созданы все филиалы, идет процесс передачи имущества, его регистрации. По ходу дела уже всплывает очень много интересных вопросов, связанных с возможностью более эффективного использования имущества, в том числе и флота.

Флот будет подчиняться головной организации с точки зрения контроля. Понятно, что оперативная работа будет оставлена в руках филиалов, хотя бы в силу разницы во времени с Дальним Востоком. Но согласование всех графиков, проведение закупочных процедур, что к сожалению, пока не с той эффективностью происходило, будет осуществляться головным институтом ВНИРО. Есть возможности по введению программ экономии средств в этой части.

Все филиалы у нас останутся в основных бассейнах. И мы приняли решение, что директор филиала ТИНРО будет являться также заместителем генерального директора ВНИРО. Поскольку Дальневосточный бассейн для нас крайне важен, там должен быть человек с определенным статусом и пониманием ответственности.

В целом процесс двигается неплохо. Думаю, что мы по итогам 2019 года сможем посмотреть, насколько он эффективен и какие результаты дал. В любом случае будет больше координации действий институтов, принятие базовых решений будет единое для всех.

– А эта жесткая вертикаль не скажется на качестве подготовки прогнозов и научных исследований? Останется у институтов и отдельных специалистов право на собственное экспертное мнение?

– Безусловно останется. Наоборот, как раз вот эта вертикаль позволит ученым напрямую доносить в Москву свое мнение и свою позицию. Это во–первых. А во–вторых, весь инструментарий, который выработан за эти долгие годы, будет сохранен. И ученые советы будут проходить, и отраслевые совещания, и научно–промысловые советы – все это останется. И, безусловно, решения по–прежнему будут базироваться на тех данных, которые дает нам наука.

– Переоформление документов не повлияет на сроки запланированных на 2019 год экспедиционных исследований?

– Там есть определенные риски сдвига начала ресурсных исследований по времени, но они небольшие – от десяти дней до двух недель. Сейчас институты активно работают над переоформлением документов, в том числе регистровых для научно–исследовательских судов. Но мы ставим задачу, чтобы все ресурсные исследования были начаты в срок. Сдвиги касаются только тех исследований, которые должны начаться в январе.

– С 1 января начал действовать новый формат прибрежного рыболовства. Какое количество заявок поступило от пользователей на «прибрежку»? И какие объекты промысла оказались наиболее востребованными для доставки на берег в живом или охлажденном виде?

– Если говорить о Северном бассейне, то, конечно, это треска. На режим прибрежного рыболовства на севере подано заявок больше, чем объем квот, который ранее мы выделяли на эти цели, – порядка 43 тыс. тонн. По Дальнему Востоку подано заявок на 350 тыс. тонн по разным видам. Это чуть меньше, чем выделялось до этого на прибрежное рыболовство, но все равно достаточно большой объем.

Посмотрим, как это будет работать, как пользователи будут этим пользоваться. Ожидаем на самом деле, что это создаст дополнительные возможности для перерабатывающих предприятий и обеспечит возможность поставок живой и охлажденной рыбы для населения в прибрежных субъектах Российской Федерации. Надеемся, что она и по цене будет достаточно доступной.

– А в прибрежных территориях готовы принять такой объем охлажденной рыбы?

– Думаю, что да. Посмотрим. К приемке–то готовы, а вот к хранению и к тому, что должна быть быстрая, цикличная реализация, – здесь вопрос.

– В том числе к оперативному оформлению уловов?

– Будем, конечно, смотреть, мониторить. Не думаю, что возникнут большие сложности, но в случае чего, будем собираться и поправлять наших администраторов на местах, просить все–таки внимательнее соблюдать сроки, которые отводятся на оформление такой продукции.

– Принятый спустя столько лет закон о любительской рыбалке – не самый простой для понимания документ. Каким образом рыбаков–любителей будут информировать об этих изменениях? Что в связи с этим планирует Росрыболовство?

– Закон задал основные базовые требования и базовые правила осуществления любительского рыболовства. Там четко указано самое важное – свободно и бесплатно.

– Так многие и услышат только, что это свободно и бесплатно. А то, что на самом деле есть определенные рамки, как это собираетесь доносить до населения?

– В том числе через средства массовой информации. Но все ограничения давно уже прописаны в правилах рыболовства, с которыми ответственные рыбаки знакомы, и в этой части закон не меняет чего–то принципиально. Введет запрет на оборот жаберных сетей, но он тоже будет зафиксирован в правилах. Вопрос встанет, конечно, с администрированием маркировки для районов Севера, Сибири и Дальнего Востока. Но закон вступает в силу только через год, еще есть время для подготовки всех дополнительных нормативно–правовых актов и разъяснительной работы с рыбаками–любителями.

В остальном рыбакам, конечно, надо смотреть правила рыболовства. Кроме того, мы сознательно отдали на усмотрение субъектов Российской Федерации функции по соблюдению баланса интересов между аквакультурой и любительской рыбалкой. Думаю, на местах власти все это видят, и им будет проще, чем из Москвы, решать эти вопросы.

Источник: Fishnews