Интервью И. В. Шестакова информационному агентству ТАСС

Илья ШЕСТАКОВ: тенденция увеличения экспорта возможна, но нет необходимости введения эмбарго

shestakovДевальвация рубля спровоцирует рост цен на рыбу в России, признает замминистра сельского хозяйства и глава Федерального агентства по рыболовству (Росрыболовство) Илья Шестаков, не исключая решений, выравнивающих падение курса и сложившегося из-за этого диспаритета цен. О “новой крови” для Росрыболовства, рисках утраты рыбных портов, влиянии санкций на стоимость красной икры перед Новым годом и работе по продвижению российской рыбы в розничных сетях он рассказал в интервью ТАСС.

– Вашу отрасль традиционно окружают коррупционные скандалы. Удалось сделать ее более прозрачной за год работы?

– Коррупция в рыболовстве была возможна в том числе потому, что регламент деятельности ведомства был не до конца прозрачен. Сейчас основная задача – в рамках административных регламентов добиться, чтобы возможность влияния того или иного человека на принятие решений была минимальной. Часть людей из центрального аппарата и территориальных управлений, которые были не согласны с тем, что мы делаем, ушла. Ключевые позиции поменялись на 60-70%. Необходимо, чтобы в отрасль пришли люди, которые не запятнали себя неправомерными действиями и мыслят системно. Такие постепенно появляются. В том числе есть люди, которые были отодвинуты на задние роли, но тем не менее участвовали в развитии отрасли. Кроме этого, Росрыболовство активно взаимодействует с другими ведомствами, откуда к нам приходит новая кровь.

– Насколько российское рыболовство конкурентно на мировом рынке? Кто основные конкуренты?

– Абсолютно конкурентоспособно с учетом того, что мы экспортируем 1,8 млн водных биоресурсов из более 4 млн тонн, которые ежегодно добываем. Периодически ощущаем ценовую конкуренцию, но спрос в целом большой. Мировое потребление белка растет, поэтому и спрос на рыбу будет только расти.

– Какими будут показатели в рыбной отрасли по итогам 2014 года?

– В физических объемах добычи в этом году мы идем с небольшим снижением – около 3%. В основном из-за снижения вылова минтая, в частности, потому что ученые не смогли оперативно определить время захода минтая в Берингово море. Второе – лососевые, объемы мы потеряли в том числе и из-за того, что в последние годы рыба не могла заходить на нерест, так как ее вылавливали на подходе к нерестилищам. В этом году вылов тихоокеанских лососей составил 337 тыс. тонн против 390 тыс. тонн в 2013 году.

– Высокая доходность экспорта очевидна, курс иностранной валюты постоянно растет. Не ожидаете ли вы, что экспортеры просто заберут всю рыбу с российского рынка? И будет ли вводиться в таком случае эмбарго на вывоз рыбы?

– С учетом нынешних экономических реалий такие риски существуют, но цены и внутри России также увеличиваются, устанавливается паритет. При этом объемы поставок за

рубеж снижаются – практически на 14% по сравнению с прошлым годом, – тогда как объем импорта упал почти на 5%. Например, экспорт сельди сократился на 40%. Значительнее всего упали объемы экспорта тихоокеанских лососей – почти на 60% по сравнению с прошлым годом. Рыбаки нас услышали и переориентировали поставки красной рыбы с Дальнего Востока в центральную часть России.

Тенденция увеличения экспорта возможна, но нет необходимости введения эмбарго. Допустим, завтра рыбаки привезут всю нашу рыбу на российский берег, вывалят и скажут: “Вот, вы просили, теперь сами занимайтесь”. Задача будет нерешаемой: мы по большому счету тот же минтай не знаем куда девать. Внутри России он не пользуется спросом в том объеме, в котором мы его добываем. Единственное, что возможно, – это принятие решений, выравнивающих падение курса рубля и сложившийся из-за этого диспаритет цен. Но это требует детального изучения и мониторинга ситуации.

– США были крупным поставщиком сурими – минтаевого фарша – на российский рынок до введения продовольственного эмбарго. Почему мы не могли делать этот продукт сами?

– Стимулировать развитие переработки минтая в России помогут изменения, которые мы предлагаем в рамках модернизации исторического распределения долей квот. Те компании, которые будут привозить рыбу на берег, смогли бы получать определенные преимущества по сравнению с теми, кто эту рыбу будет перерабатывать в море или вывозить на экспорт.

Необходимо, чтобы наша рыба перерабатывалась на территории России. И для нас важно увеличить внутреннее потребление тех видов водных биоресурсов, которые массово добываются, но пока в меньшей степени пользуются спросом. В первую очередь, безусловно, это минтай и треска. Но ассортимент отечественной продукции очень большой. Те же креветки, лососи и тихоокеанская сельдь, очень вкусная.

– Но пока в стране дефицит рыбы из-за выпадения поставок из Норвегии и ряда других стран. Ситуация критична?

– Дефицита как такового нет, потому что мы экспортируем 1,8 млн тонн, а импортируем 1 млн тонн. Если взять статистику за последний год, то под санкции подпало 45% от общего объема импорта. Большинство позицией мы в силах заместить внутренним производством, но некоторые виды, например атлантический лосось, семга, у нас пока производятся в меньшем, чем потребляется, объеме. В связи с этим мы проводили переговоры с нашими зарубежными коллегами, которые помогли заместить выпадающие объемы из-за санкций. Для нас важно, чтобы потребитель видел на прилавках рыбу, которую он любит, и чтобы иностранные производители не задирали цены. Поэтому Россельхознадзор провел в ускоренном режиме аккредитацию поставщиков из других стран, которые не попали в санкционный список.

Единственное, эта рыба несколько дороже, чем из Норвегии. И мы начинаем здесь проигрывать нашим белорусским соседям, которые удачно пользуются ситуацией. Это предмет отдельного разговора, отдельных переговоров, и не Росрыболовства, а таможенной службы и Россельхознадзора. Решение лежит в плоскости невозможности поставки продукции из третьих стран через Белоруссию в Россию.

– Будет какая-то новая рекламная кампания для продвижения российской рыбы в условиях контрсанкций?

– Санкции – это возможность поменять предпочтения. Это задача, которую необходимо решать с помощью популяризации отечественной рыбы. Мы планируем совместно с правительством Москвы в следующем году провести рыбный фестиваль, где сможем показать продукцию наших рыбаков. В рамках фестиваля пройдет рыбная неделя в

ресторанах и сетевых магазинах. Есть предварительная договоренность с рестораторами, с ритейлом сейчас прорабатываем вопрос. Будут, возможно, дополнительные павильоны. В ресторанах будут готовиться специальные блюда из отечественной рыбы, в магазинах на ней будет сосредоточено особое внимание. Но это нельзя назвать рекламной кампанией, это больше пропагандистская акция.

Надо создать точки притяжения, куда рыбаку было бы интересно заходить, где его бы не облапошивали

– Если потребители могут поменять предпочтения, то могут ли рыболовы поменять схемы и перенаправить рыбу в Россию?

– Проблема многолетняя. Рыбаки не могут привезти на берег рыбу, если ее никто не покупает и ее негде выгрузить. Наша задача – создать точки притяжения, куда рыбаку было бы интересно заходить, где его бы не облапошивали, а оказывали качественные комплексные услуги за нормальную плату. Поймал, привез, сдал, деньги получил, здесь же судоремонт, бункеровка и другие сервисные услуги.

В основном мы говорим о Дальнем Востоке. В Мурманске ситуация проще, за счет того что он не так удален от центров потребления и есть перерабатывающие предприятия. Основная точка притяжения для всех рыбаков Дальнего Востока – Владивосток.

Приморский край – это основной пункт перевалки или отправки на экспорт. Регион сейчас разрабатывает проект рыбного кластера, он пока проходит стадию обсуждения. Надо посмотреть итоговые предложения консультанта, которого выбрало правительство Приморского края. Но есть один большой вопрос. Если консультант будет “рисовать” кластер, на развитие которого нужны преимущественно государственные средства, это не имеет никакого смысла. Должны приходить частные инвестиции, а государство может создать только площадку и подвести инженерные коммуникации. Но если государство будет заходить капитальными затратами в строительство холодильных мощностей, переработки, в оказание услуг, то этот проект теряет смысл.

Рыбаки постоянно будут говорить, что государство делает что-то неправильно, а государство – что рыбаки не заходят, и опять начнутся взаимные обвинения, которые никому не нужны.

– Почему пока не удавалось создать такую инфраструктуру?

– Пока будет возможность переваливать уголь и металл в рыбных портах, никто не будет полноценно заниматься рыбой. Но поскольку причальные стенки в рыбных портах принадлежат государству через подведомственное ФГУП “Нацрыбресурс”, у нас есть возможность за счет арендных отношений разработать план взаимодействия. Сейчас мы рассматриваем разные пути решения.

Первый – арендатор будет платить государству за пользование причальными стенками полную арендную плату, рассчитанную независимым оценщиком. Но даже если мы пропишем в обязанностях арендатора создание приоритета для перевалки рыбных грузов и строительство холодильников, в рамках таких отношений существуют риски неисполнения им своих обязательств. Причем судебная перспектива туманна, поскольку основное в договоре аренды – платились ли в полном объеме арендные платежи. И если договор будет заключаться на 49 лет, то, по сути, мы можем в ряде портов вообще потерять возможность перевалки рыбы.

Второй вариант – это совместное использование инфраструктуры в рамках государственно-частного партнерства, когда мы будем совместно с владельцами рыбной инфраструктуры вести модернизацию и определять существенные условия оказания услуг в порту. И третий вариант – “Нацрыбресурс” непосредственно сам будет заниматься работой по перевалке рыбной продукции, при этом придется создавать условия для хранения продукции вне припортовой территории.

– То есть при третьем варианте частные компании, которые этим занимаются сейчас, будут вынуждены уйти с рынка?

– Мы не хотим, чтобы кто-то уходил с рынка. Мы хотим, чтобы бизнесмены обратили внимание на то, что они арендуют причальные стенки именно в рыбных портах. Если бы вы побывали на тех предприятиях, которые у нас называются рыбными портами, посмотрели бы эти холодильные мощности и сравнили их с современными мощностями в той же Южной Корее, вы бы сразу поняли, почему ситуацию нужно менять. Это постройки 1950-1960-х годов, в которых хранение осуществляется, не хочется никого пугать, но в условиях, очень далеких от идеальных. Если ничего не вкладывать, мы просто придем к тому, что через 10-15 лет и эти холодильники перестанут существовать. Останутся просто портовые территории, которые будут заниматься углем, металлом, любыми другими грузами, кроме рыбы, которая вообще никак не сможет прийти на территорию нашей страны. Уже сейчас рыба занимает чуть более 7% в структуре перевалки в рыбных портах.

– Где источник инвестиций для отрасли? Сейчас это общая проблема, особенно в условиях закрытия рынков капитала и санкций против госбанков

– Портовый бизнес достаточно доходный. Мы заинтересованы в приходе любых инвестиций, будь то корейские или японские, но очень важно, чтобы приходили и российские. Инвестиции можно осуществлять за счет доходов от перевалки других грузов. Мы готовы рассматривать разные варианты, в том числе готовы предоставить возможность платить неполную арендную ставку, пока порты не осуществят возврат средств, вложенных в развитие рыбной инфраструктуры. Но это возможно, если мы будем уверены в реализации инвестиций.

– Больше чем год назад Минсельхоз подписал программу по развитию “Роспродсети”, речь шла о том, что появятся крупные базы по хранению и перевалке рыбы. Какие перспективы у этого проекта?

– Для развития больших логистических центров торговли сельскохозяйственной продукцией необходимо участие государства, особенно на первоначальном этапе. Без него площадки превращаются в большие торговые центры. А задача оптового звена – консолидировать объемы, обеспечить возможность хранения и планомерной поставки. Только государство может преодолеть ряд барьеров – от выстраивания логистики до сбора сельскохозяйственной продукции. За счет этих рынков можно было бы выстраивать оптовое звено. Но у государства сейчас нет возможности вкладывать такие деньги. И все равно я не говорю, что идея умерла. Проект был бы полезен для реализации и сельхозпродукции, и рыбы.

– Довольны ли вы эффективностью сотрудничества российских рыбаков и торговых сетей?

– Ответные меры переломили ситуацию, во всяком случае на первом этапе. Было видно, как сети устремились за продукцией, поехали к рыбакам обсуждать стандарты и равномерность поставок. Какую-то дополнительную нишу российская рыба уже заняла в сетях. В продаже стало появляться больше отечественной рыбы, той же красной.

Здесь важно взаимодействие, но, если говорить откровенно, не задача рыбака продавать рыбу в сети. Его задача – привезти рыбу на берег и там продать, а дальнейшим продвижением должны заниматься специализированные операторы. У нас же отсутствует профессиональное звено оптовой торговли. В Испании или Франции вы увидите 15-16 профессиональных игроков рыбного рынка со сложившейся репутацией. У нас таких компаний две, максимум три. Все остальные – это мелкие перекупщики, которые не могут дать необходимые для сетей объемы.

Один из элементов решения проблемы – создание площадок оптовой торговли, где был бы представлен весь ассортимент дальневосточной рыбы, организованы некие рыбные биржи, создана инфраструктура для торговли. Пока такой инфраструктуры нет, компании вынуждены договариваться с рыбаком практически в море, что они выкупят у него улов. Может быть, такие профессиональные оптовые компании надо создавать путем объединения в ассоциацию. Компании можно стимулировать, только улучшая условия реализации.

– С Евразийской экономической комиссией (ЕЭК) обсуждаете технический регламент на рыбу? Все ли противоречия сняты в отношении вопроса по ледяной глазури?

– Взаимодействие с ЕЭК ведет департамент регулирования агропродовольственного рынка Минсельхоза, в том числе в рамках технического регулирования. Вопрос, связанный с глазурью, важный. Рыбаки высказывают опасения и предложения в части количественных показателях. Мне кажется, что наша задача – найти середину между требованиями СанПиНов и запросами и интересами рыбаков. Будут ли требования к глазури отражены в техрегламенте Таможенного союза, сейчас обсуждается. Думаю, включить эту позицию стоит.

– Как оцениваете скандальный иск Мурманского рыбокомбината к правительству из-за санкций?

– По-человечески понять предприятие, безусловно, можно. Но бизнес – это всегда риски. Предприятие было нацелено на импортное сырье, собственник не думал о том, что поставки могли прекратиться из-за действий норвежской стороны или ветеринарных мер, которые принял бы Россельхознадор. Какой вообще смысл продавать отечественное сырье в Норвегию, а из Норвегии для переработки привозить их сырье? Для тех предприятий, которые находятся в Мурманске, мы внесли предложение о передаче в прибрежное рыболовство часть научных квот, которые выделяются в рамках российско-норвежской смешанной комиссии, для того чтобы эти квоты помогли прибрежной переработке.

– Северный морской путь в данном случае может стать каналом, который позволит перебрасывать сырье из Дальнего Востока в Мурманск?

– Проблема заключается в том, что нет грузов, которые можно везти в обратном направлении. Порожний возврат – это серьезное удорожание, которое в ближайшее время вряд ли позволит использовать Севморпуть в таком ключе. Но мы предложили прибрежным арктическим регионам создать специальную рабочую группу на уровне глав или правительств регионов, чтобы они между собой договорились о том, как снять эту логистическую проблему. Мы уже подготовили соответствующий доклад в правительство.

– Субсидировать перевозки рыбы с Дальнего Востока – это подъемная задача?

– Есть два вопроса, которые задают нам по этому поводу наши оппоненты. Первый вопрос: приведет ли субсидирование к снижению стоимости на прилавках магазинов? Мы не знаем. Не исключено, что эту разницу в доставке заберет себе оптовая торговля или розница. Доля тарифа на перевозку в розничной цене невелика. Второй вопрос – стоимость субсидирования тарифа. Если мы 100 тыс. тонн хотим привезти, то это обойдется в 500 млн руб. – это деньги, которых сейчас в бюджете нет.

Но есть второе, даже более важное направление – выравнивание тарифа для универсальных и рефрижераторных контейнеров. Для железной дороги это одни и те же затраты, но при этом стоимость перевозки в рефрижераторных контейнерах повышена до стоимости перевозки в рефрижераторных секциях. Хотя весь мир уже давно переходит на переправку всех грузов, в том числе рыбных, в контейнерах. Мы обратили внимание

курирующего вице-премьера на то, что есть такая несправедливость. И считаем, что решение этого вопроса позволит в большей степени снять проблемы логистики, нежели разовое субсидирование на доставку рыбы. РЖД, естественно, против: для них это потеря доходной части.

– Как складываются отношения с коллегами из Норвегии после введения продовольственного эмбарго, ведь у нас совместные квоты на некоторые виды промысла? Как они реагируют на отказ России от норвежского лосося?

– Мы недавно проводили очередное заседание норвежско-российской комиссии уже после введения эмбарго. Могу сказать, что вопрос эмбарго практически не обсуждался. Наше сотрудничество – пример лучшего совместного управления рыбными запасами, это признает и Европейский союз. Сессия прошла конструктивно.

Что касается лосося, они проводили рекламную кампанию по его популяризации не только в России. Просто мы территориально близко расположены, поэтому логистика позволяла доставлять нам лосось в приоритетном порядке. Но они проводят кампанию и в других странах, пытаются переориентировать свои потоки на новые рынки.

– Не ухудшилось ли отношение к российским рыбакам за рубежом из-за обострения политической обстановки вокруг России? Какие новые страны, возможно, наоборот, заинтересованы в предоставлении нам квот?

– Никаких проблем, которые возникли после обострения политической ситуации, мы не видим. Вообще, рыбаки – это сообщество своеобразное. У них, с одной стороны, всегда натянутые отношения, они конкурируют на промысле. С другой стороны, они всегда готовы прийти друг другу на помощь, когда происходят какие-то бедствия в море.

Что касается дополнительных объемов вылова, то африканское побережье для нас очень интересно. Мы планомерно ведем работу по развитию отношений на Африканском континенте, с тем чтобы наши рыбаки смогли там осуществлять рыболовство. Это планомерная работа, она никак не связана с внешнеполитическими факторами.

– Сейчас в России идет несколько судов по правомерности распределения квот в исключительной зоне Марокко. 4 декабря суд Московского округа подтвердил позицию Мурманского тралового флота (МТФ) в споре с Росрыболовством по распределению марокканских квот. Как Росрыболовство будет выполнять решение суда и как будут распределяться марокканские квоты на следующий год?

– Именно этот суд касался достаточно частного вопроса: должно ли было Росрыболовство еще в прошлом году рассмотреть заявку МТФ. Что касается всего судебного процесса по вопросу распределения предоставляемой марокканской стороной России квоты на вылов рыбы, то принципиальное значение имеет одно: имеет ли возможность Росрыболовство распределять эти квоты по историческому принципу. Мы проводили много совещаний по этому вопросу. Юристы, Генпрокуратура, МИД, Минэкономразвития однозначно говорят: нельзя, поскольку доли квот по российскому законодательству и те квоты, которые выделяет марокканская сторона, – это два разных правовых поля.

Идут суды, и они должны определить правомерность действий Росрыболовства. Правовое поле не урегулировано, мы это признавали и признаем. Возникало два варианта: либо в этом году не осуществлять вылов в марокканской зоне – а это 100 тыс. тонн, и для нас это достаточно большой объем, – либо найти механизм, позволяющий российским рыбакам осуществлять вылов.

В настоящее время мы с антимонопольной службой нашли понимание и подготовили законопроект, который должен урегулировать эту проблему. Законопроект поддерживает в целом и ФАС, и Минэкономразвития, и МИД. Предлагается достаточно упрощенная процедура по выбору российских рыбодобывающих компаний, которые получат доступ к вылову в марокканской зоне. Мы не можем проводить аукцион по распределению долей квот, это было бы нечестно по отношению к нашим коллегам из Марокко. Мы платим за эту квоту $5 млн. Если мы будем проводить аукционы или использовать какие-то иные способы, подразумевающие доход в бюджет Российской Федерации, наверное, у марокканских коллег возникнет вопрос: почему они нам отдают квоты за $5 млн, а мы продаем, условно говоря, за $15 млн? Поэтому мы предложили распределять квоты на конкурсной основе, где основными критериями будут являться условия доставки рыбной продукции на российский берег. Такой механизм приведет к стимулированию переработки в России.

– Как продвигается работа с иностранными владельцами российских стратегических рыбных активов, которые в свое время получили эти предприятия в обход правительственной комиссии по инвестициям? Будет ли эта политика изменена с учетом того, что речь идет об азиатских компаниях, а у нас теперь крайне важен альянс Юго-Восточной Азии в свете последних политических событий?

– Закон о порядке осуществления иностранных инвестиций в стратегические предприятия в большей степени нацелен на работу ФАС, нежели Росрыболовства. Единственное, мы со своей стороны подготовили проект постановления правительства, в рамках которого описали процедуру признания установления контроля иностранным инвестором, направили его в ФАС. Для нас важно, чтобы не Росрыболовство судилось с собственниками, а ФАС, поскольку это их задача – доказать, что компания находится под контролем иностранцев.

Напомню, что в начале декабря вступили в силу поправки к закону, которые предполагают принудительное прекращение права на добычу водных биоресурсов, если над рыбодобывающей компанией незаконно установлен контроль иностранного инвестора.

– Изменился ли подход к борьбе с браконьерами совместно с иностранными коллегами, в частности американскими, в связи с обострением международной ситуации?

– Нет, нисколько. Напротив, Япония совсем недавно заявила о завершении внутригосударственных процедур по нашему совместному ННН-соглашению (по борьбе с незаконным, несообщаемым и нерегулируемым промыслом). Ранее в этом году такой механизм мы запустили с Китаем. А с Кореей эта процедура работает давно и достаточно эффективно.

С американцами по этому поводу ведется конструктивный диалог, за последние три месяца отрегулировали все вопросы, остались детали. Американские коллеги готовы либо до конца этого года, либо в начале следующего приехать в Москву, чтобы их решить. Думаю, что в ближайшее время мы сможем с США подписать соглашение по противодействию ННН-промыслу.

– Традиционно на новогоднем столе стоит красная икра. В прошлом году рост цен на нее сдержали за счет импорта мороженой красной икры с Аляски. В этом году сдерживающего фактора нет. Санкции повлияли на цены?

– В нынешнем году, несмотря даже на не слишком удачную путину, идет небольшой рост производства красной икры. Вообще, внутреннее производство традиционно позволяет обеспечить российских потребителей отечественной красной икрой, и этот год не исключение. Мы общались с рыбаками и переработчиками. Они говорят, что никаких рисков не видят, красная икра будет и по вполне приемлемой цене.

Как изменится новогодний стол с точки зрения рыбный продукции? Надеюсь, вместо импортной семги будет заливное из кеты или деликатес из нерки. Будет и селедка под шубой и шпроты – их никто в санкционный список пока не вводил.

Беседовали Глеб Брянский, Елена Мишина, Надежда Геращенко

Источник: ТАСС